| Главная страница. | к оглавлению | к началу текста | рисунки |
|
<8.1.1970 – дер. Суой-Та-Хо>
А вчера вечером у хозяина был гость. Я сразу заметил уже знакомые приготовления к курению опиума. (Кстати, эта деревня отличается от виденных нами ранее относительной удаленностью от властей и как следствие – поля мака не запрятаны по верховьям глухих ручьев, а привольно раскинулись даже около самых домов). С полочки над нарами достается плетёная подставка, банка металлическая, своеобразная коническая чашечка, щипцы и металлическая палочка с лопаткой на одном конце и кисточкой на другом. Концентрат мака в виде вязкой массы кладется в коническую чашечку, разминается лопаточкой, ставится на огонь, заливается водой, в которой и кипит, растворяясь. Эта жидкость сливается в банку, которую ставят под плетеную подставку: на подставку кладется ткань в качестве фильтра и жидкость из конической чашечки льют сверху. Потом чашечка тщательно моется с золой, ставится на огонь и в неё наливается профильтрованная жидкость из банки. Это выпаривается и получается темно-коричневая тягучая, быстро застывающая масса, которая и выкладывается с помощью палочки с лопаткой на конце в маленькую (высотой сантиметра полтора и диаметром в сантиметр) металлическую круглую баночку с крышечкой. То, что курят, готово. Дальше начались другие приготовления. Поскольку лежанка была уже занята мной (над ней портрет Хо-Ши-Мина), пришлось принести солому и большую циновку и устроить ложе около ручной мельницы. Дальше начался обмен короткими восклицаниями между хозяином и гостем. Как можно было понять, хозяин предлагал гостю начать, а тот без него не хотел и отнекивался. Однако, минут через пять гость лег на бочок, подложив под голову одеяло; хозяин заботливо укрыл ему ноги какой-то тряпкой и гость пододвинул к себе принадлежности для курения опиума: лампочку под стеклом и небольшую низкую коробку, в которой находились металлические баночки и бутылочка с крышками («посуда» для опиума), оловянная пластинка с ручкой, ложечка миниатюрная, металлическая кручёная игла-палочка, круглая металлическая коробка для шлака, металлические лопаточки в роде отверток с ручками из винтовочных гильз. Взял он также и собственно трубку для курения опиума. Лёжа не левом боку, он набирал из баночки ложечкой темно-коричневую массу, клал ее на оловянную пластинку, размягчал над огнем лампадки, набирал на кончик палочки-иглы и клал в отверстие в головке трубки. Наклоняя отверстие над огнем лампочки и подправляя опиум иголкой, он его жёг (прокаливал) в отверстии головки трубки, посасывая её (трубку) с другого конца… <12.1.1970 – дер. Ко-Вай> После порядочных трудов мы, наконец, пришли сегодня в Ко-Вай – большую деревню тхаев… Впечатлений у меня через край. Мы прошли через несколько деревень мео. В последней, откуда мы сегодня вышли в Ко-Вай, нас встретили радушно. Дело еще в том, что мы двигались как раз в то время, когда мео празднуют Новый Год. Я уже писал тебе, что в первой деревне – Та-Пу-Чу – мы отмечали Новый Год пятого января; потом, восьмого-десятого января мы были уже в следующей деревне – Хан-Ко-Зан. Там очень приятный хозяин дома (и старшина деревни) доставил мне (не подозревая этого) редкое удовольствие видеть религиозные обряды и слышать молитвы (в его исполнении), связанные с Новым Годом. Наконец, вчера, одиннадцатого, мы прошли через деревню Хан-Чан … где тоже видели атрибуты новогоднего ритуала (бумажные флажки, лампадку, подношения, ароматные палочки и пр.), и вчера же пришли в ту деревню, откуда вышли сегодня – это Хо-Ким. И там попали прямо к праздничному угощению… …так красиво одетых мео, как в этой деревне (Хо-Ким), я еще не видел … на многих женщинах, детишках … красовалась нарядная (белая, красная, желтая с блёкло-голубым) вышивка, аппликация… А какие мужчины. Где еще можно увидеть молодца в немыслимой шляпе (фетровой) и космами, свисающими по обеим сторонам лица до живота вниз; или обычного – с белым полотенцем на голове и пятью массивными серебряными кольцами на шее? Или старухи с их любознательностью и возгласами мудрого изумления… А пожилые мужчины, заядлые курильщики опиума, а старички – сухонькие, улыбчивые, шустрые… Слушая мео, я отдыхаю душой (и слухом), т.к. их речь, хотя и имеет характерные протяжные звуки, возгласы, интонации, но все-таки похожа на привычную для нас интонационную речь, выражающую отношение говорящего к тому, что он говорит, отражающую в интонации оттенки смысла. Всего этого, к сожалению, нельзя сказать о вьетнамском языке, в котором все интонации (тоны) связаны лишь со значением слов, а не с их эмоциональной окраской… мео говорят очень ритмично. Дыхание у них – слава богу! И фраза длится без задержки, как речитатив, долго, кончаясь протяжным звуком «а» или «и», или более коротким и отделенным от последнего слова фразы – «э»… В этот раз, кроме виденных раньше музыкальных инструментов мео (дудочки, свирели, зуммера – металлической стреловидной пластинки, а также своеобразного смычкового инструмента) я увидел в действии оригинальный инструмент типа органа (ручного)… Ну и конечно я поел еду мео; не только рис, мясо, траву и ко-кэй <по-вьетнамски, на языке мео – это хуай-со, см. выше>, но и своеобразное рисовое тесто (клейкий рис?). Его месят два мужчины в большом деревянном корыте с помощью двух здоровых колотушек, которыми они, как молотобойцы, чередуя удары, дубасят по краю тестообразной массы – с оттяжкой, постепенно перемещая ее (массу) с одного конца корыта к другому, а затем переходят к противоположному концу и продолжают ахать этими молотками… эта масса в холодном состоянии – крепкая и сухая и напоминает по вкусу обыкновенную стеариновую свечку. Но обжаренная в сале (жиру) она размягчается, становится чуть ли не жидкой и напоминает даже наши сыроватые пышки… <14.1.1970 – дер. Ко-Вай> …когда я в маршруте поднимался по борту долины ручья и завернул за очередной отрог, то просто ахнул: сверху открывался вид на ручей со скалами, спускающимися к руслу с бортов долины, с волнистыми, уходящими вдаль перспективами гребней гор и с могучим снежно-белым водопадом. Шум доносился ко мне за километр с лишним сильный, и под водопадом небольшой плёс зеленел, вероятно, от насыщенности воды пузырьками и от отражения в нем зеленых берегов. Дальше вниз ручей змеится по заваленному глыбами руслу, и вода в нем то черная на струе, то белая на перекате. Попался мне навстречу по тропе мео. И я вступил с ним в разговор (!). Сначала: «тоа» («здравствуйте»), потом потопал ногой по тропе, сделал вопросительную мину и махнул рукой за гору в вершину ручья. Мео закивал и захмыкал утвердительно. Потом я сказал : «бан ко?» («деревня есть?»). Мео опять захмыкал. Наконец, я собрался с духом: «бан тэн мео?» (т.е. «как называется деревня на языке мео?») и получил ответ: «бан Нам-Хан». Не знаю, за кого меня принял мео. Через полчаса я подошел к мостику через ручей, на котором двое тхаев тянули за веревку изо всех сил солидного бычка, а мео сзади охаживал его другой веревкой. Четвертый – мальчик мео – стоял еще на другом берегу. Долго они подтягивали бычка и уже больше половины мостика протянули, как он провалился ногой между досок и рухнул с шумом в ручей и застрял в каменной расщелине. К счастью, он ничего себе не сломал, и на обратном пути я слышал сзади, как гнали натерпевшегося страху бычка по тропе в деревню. <21.1.1970 – дер. Муонг-Тен> Мы живем в сравнительно многолюдной и зажиточной деревне. Дома здешних тхаев большие, некоторые напоминают длинные бараки… Сейчас молодежь где-то распевает. Причем, девушки поют, по-моему, больше часа на один и тот же мотив, но приятный. Вообще, если мео вызывает ассоциацию с индейцем, то тхаи – с нашими русскими крестьянами, мужичками; они скромные, голосистые, поют хором, уважают самогон и пьют много, дома строят добротные (по вьетнамскому климату), живут большими семьями и общиной. <23.1.1970 – дер. Муонг-Тен> Я всё больше примысливаюсь к горам. Вчера одна такая гладкая (без леса) гора была так освещена, так объемна, что захотелось похлопать ее по боку, как бы почувствовать осязанием ее объем. Мне кажется, что я научусь воспринимать массу горы, ее недра и шкуру (гладкую или курчавую), и это мне что-то даст. И еще я бы хотел пожить долго около горы, чтобы привыкнуть к ней, чтобы долго на нее смотреть… <6.2.1970 – Ханой> Начался новый год по лунному календарю (кажется, год собаки)…мы погуляли по городу, в центре. Народу много и все одеты в лучшую одежду… Открыт большой универмаг. И в нем и на улице очень громко хлопают выстрелы петард и сильно пахнет порохом. Есть у ребятишек еще бенгальские огни. Иллюминация. Мы побывали на службе в храме. И тут я обнаружил, что монах поёт точно так, как мой мео из деревни Хан-Ко-Зан… <17.2.1970 – дер. Ван-О> (отрывки из книги профессора А.Фуллье «История философии», 1901 г.): «Сидхарта, по прозванию Шакия-Муни (единственный в семье Шакия) или Будда, выдавал себя за философа и никогда не говорил от имени Божия; он произвел великую реформу учением о нравственности и метафизическими теориями и не имеет ничего общего с суеверием, которое впоследствии включили в его учение… Шакия-Муни (за 600 лет до Р.Х.), сын короля центральной индии, 29 лет от роду оставил страну своего отца, сделался аскетом и стал проповедывать «четыре высшие истины»». 1). Жизнь нашего мира, – это огромная иллюзия. Такая жизнь неизбежно влечет за собой страдание. 2). Желание есть причина страдания. «Третья высшая истина, в утешение предыдущим, гласит, что иллюзия существования и страдание от желания могут прекратиться. Но как? Путем уничтожения иллюзии, нирваной. Слово «нирвана» обозначает прекращение или отсутствие дыхания… Четвертая высшая истина гласит, что для достижения нирваны нравственное средство есть отказ от желаний и уничтожение в себе всех порывов и стремлений. В этом заключается главный принцип буддийской морали. Необходимо отрешиться, отказаться от самого себя, убить в себе всякое желание. Так говорит основной закон. Будда призывает всех людей к спасению и нирване, без различия каст, и провозглашает религиозное равенство всех социальных классов». «К этому принципу религиозного равенства людей буддизм присоединяет прекрасные заветы гуманности, братства, прощения обид, кротости и смирения». «Будда проповедует также терпимость» (в вере). (Дальше автор критикует буддизм): «Столь возвышенная буддийская мораль слишком полна мистицизма и абстрактна. Идея милосердия развита прекрасно, но идея права вовсе отсутствует». «Гражданские добродетели, политическая и патриотическая, добродетель социальная – неизвестны Востоку. Люди заботятся только о святости и о вечной жизни». «Влияние метафизики и нравственного учения Будды на народы, исповедывающие буддийскую религию, состоит, главным образом, в смягчении нравов и умиротворении общества». <14.4.1970 – Нгиа-Ло> Вчера, сидя в кресле и глядя на деревянный (из трубочек) разрисованный занавес входа на террасу, думал, что смогу начать вторую главу о Ханое, посвященную пагодам и храмам, именно с описания этой картины: террасы, кресел, занавеса с колышащимся на нем изображением «пагоды на одной колонне». Я посмотрел на темное небо в звездах и в моей голове уже были готовые фразы о нем. И даже, это ли не удивительно! – пронеслись смутные мысли о возможности духовного проникновения в жизнь людей и воссоздания ее в словах. Такова иллюзия творческих возможностей!… |
