| Главная страница. | к оглавлению | продолжение | рисунки |
|
Е.М.Заблоцкий. В ЗАПОВЕДНОМ ВЬЕТНАМЕ: НА ПЕРЕКРЕСТКЕ ЭТНОСОВ, РЕЛИГИЙ, КУЛЬТУР. (Северный Вьетнам. 1969–1970 гг.)
Часть 1. ТАЙ-БАК. ДОРОГА. Наша небольшая машина <”газик” румынского производства> озабоченно двигалась по улицам Ханоя, обгоняя флегматичных велосипедистов. Недолгая остановка, проверка пропуска – и началось медленное движение по мосту, когда успеваешь посмотреть и на рабочих, латающих железнодорожный путь, и на крестьянок с коромыслами, семенящих спортивным шагом в такт их качанию, и на спины велосипедистов, неторопливо вращающих педали, и на мутную воду, поблескивающую далеко внизу, и на зеленые рощи противоположного берега. И все это, медленно проплывающее, как бы смиряет страсти, настраивает на спокойное ожидание долгого пути. Тряхнуло последний раз на съезде, крутой вираж, и машина покатила по левобережному пригороду. Здесь скромно, и взгляд не ищет пагод, оригинальных форм особняков или могучих растительных композиций. Это – обычный вид окраины или провинциального города. Оштукатуренные дома, многочисленные вывески и все те же велосипедисты и пешеходы, движение которых из окна машины заметно еще меньше. Мы уже давно покинули эту последнюю улицу Ханоя, переходящую в шоссе, но количество людей, двигающихся в обоих направлениях, не уменьшается. Встречных машин мало, и чтобы с ними разминуться, приходится тормозить. По обеим сторонам дороги – равнина, прямоугольники рисовых полей с недавно снятым урожаем, полоски деревьев в отдалении, среди которых скорее угадываются, чем видны, домики крестьян. И люди, люди, люди – словно это и не дорога, а улица. Равнина здесь заселена очень плотно. С северного шоссе мы сворачиваем на северо-западное. Едем уже долго, но холмы, смутно выступавшие на горизонте полей, почти не приблизились. Вот дорога поднялась выше полей на дамбу, вот плавный поворот, и снова прямой, как стрела, путь – серый асфальт и два ряда деревьев. В этом коридоре шоссе уже довольно пустынное. Сквозь равномерное гудение мотора слышим шорох проносящихся мимо деревьев. Слева, где-то за полями или среди них угадывается большая река, а справа медленно приближаются горы – глаз выхватывает из панорамы только их мягкие, плавные контуры. Пейзаж меняется, когда проезжаешь Вьет-Чи – сильно пострадавший от бомб промышленный город. Сначала привлекают внимание посадки веерной пальмы. Потом дорога входит в мелкосопочник, асфальт кончился, и красная наезженная лента начинает петлять, огибая склоны, поросшие мягким. Покорно склоняющимся бамбуком. Здесь уже долго, до Йен-Бая, идут мало обжитые места. Группы домов, пепельно-серых, обмытых и выгоревших под солнцем, плетеных из бамбука и покрытых травой или листьями веерной пальмы. Зеленые заросли бамбука подступают к самой дороге, оросительные канавы и пруды тоже зеленые, со стоячей, густой водой. Молодые ярко-зеленые листья веерных пальм возвышаются вертикально, словно своеобразные знаки, символизирующие солнце, поднятые на зазубренные ершистые стволы. Казавшиеся безработными и как бы ненужными на равнине буйволы, с мальчишками, распластавшимися в нирване на их мягких спинах, здесь имеют более озабоченный вид… Склоняется бамбук, трепещут его узкие листочки. Изредка у дороги мелькнет большое дерево. Одно такое дерево продемонстрировало нам свой наряд – оно плотно занавешено эпифитами. Другое – могучий ствол, представляющий собой пучок сросшихся, плавно изогнутых стволов – нечто монументально-резное. Наконец, невысокие горы остаются позади, дорога подходит к городу Йен-Бай. Знакомая уже по Вьет-Чи картина разрушений: руины, прикрытые зеленью, стены домов, колдобины на дороге, новые глинобитные бараки. Города не видно, и только невозможная в простом поселке архитектура полуразрушенных особняков позволяет догадываться о том, что здесь был центр провинции, жила администрация. За городом – спуск к переправе. Река Красная здесь действительно имеет красный цвет. Под Ханоем это заметно меньше, может быть, потому что там смотришь на нее с высокого моста, а здесь переправа на понтонах. Машину трясет, железо понтонов громыхает, красная мутная вода бугристой поверхностью движется справа налево, вытягивась между понтонами в узкие струи и поблескивая в отдалении уже гладкой поверхностью. Сейчас сухой сезон, воды мало, и переправа скоро кончается. Мы покидаем район, где живут вьеты. Там, на правобережье Красной, начинается край, заселенный национальными меньшинствами <Северо-Западный автономный район – Тай-Бак, в населении которого преобладают народности тхай и мео>. День кончается, и до темноты надо проехать еще километров тридцать по плохой дороге… В ГОРНЫХ РАЙОНАХ. Мы стояли в деревне народности тхо. За домами – рукой подать – колыхалась тропическая растительность. А горная речка крутила колеса молотилок, клевавших длинными цилиндрами своих носов рис, насыпанный в круглые колоды. С почти физическим удовольствием я ощутил под ногами тропинку, по которой крестьяне ходят в лес рубить бамбук. И увидел, наконец, вблизи уголок дикой природы. Дикость ее была, правда, относительной… Было самое начало декабря. По утрам в долинах долго застаивался туман, пока его не поднимет жаркое солнце, открывая зеленые склоны гор. Поселения тхо располагаются вдоль дорог и в горах, куда ведут конные тропы. Дома на столбах, уже небольшие рисовые поля и посадки маниока на склонах. Маниок – странное растение – удивляет пепельно-серой окраской и какой-то механической правильностью своего ствола. Склоны гор поросли бамбуком и редкими деревьями, а в распадках виднеются блестящие кресты дикого банана. Кажется, найдись великан, - он взял бы такую гору в ладонь и смог бы выжать из ее сочной одежды набрякшую там влагу. В такой лес без тропы или тесака не проникнешь. И все-таки этот лес не производил впечатление девственного. Это был скорее подлесок, чем настоящий, старый лес. Бамбук здесь растет густо, как сорная трава. И главное – нет высоких деревьев, определяющих облик девственного, первичного леса. В первичном лесу низкорослой растительности мало, а та, что есть, теряется где-то у подножия колоннообразных стволов, возносящих прозрачную крону на несколько десятков метров. Мы не привыкли к таким деревьям: гладкий, прямой ствол, причудливо изогнутые толстые ветви, контрфорсы досковидных выростов у основания ствола, мелкие темно-зеленые листья. Лианы девственного леса ведут свой, не понятный нам образ жизни. Деревья – те стоят и полны значительности. А у лиан вид какой-то наглый. Лихо перебрасывают они свои плети с дерева на дерево, свиваются в жгуты, перекручиваются как бы в драке на земле. И несмотря на свою толщину не дают опоры, безразлично прогибаются. Но настоящий девственный лес я увидел позже, спустя полмесяца. А пока мы не спеша проехали в район Ту-Ле, – здесь живет уже народность тхай. Память не задержала каких-либо ярких впечатлений от тех дней, кроме одного, – внешнего вида тхайских женщин. Их одежда – длинные, черные и узкие юбки, короткие узкие кофточки, оставляющие видной полоску живота. В сочетании с узкими бедрами и прямыми, довольно широкими плечами это производит впечатление подчеркнутой стройности и пластичности. Ходят они обычно группами, одна за другой, однообразно покачиваясь, одинаковой походкой, с одинаковыми коромыслами и корзинками – кажется, будто наблюдаешь исполнение ритмического танца. После этого зрелища женщины народа мео кажутся резкими и неуклюжими. Дома тхаев – просторные сооружения из досок и бамбука, крыши сделаны из травы (если вообще подходит название травы к двухметровой осоке) и подняты над землей на деревянных столбах. Сейчас зима. Бывает прохладно и дома не защищают от холода. Но летом в них должно быть хорошо. Дома стоят близко друг к другу, приусадебные участки маленькие. Лошади, свиньи, куры, собаки и даже буйволы находят себе пристанище под домом. Там же нередко стоит ножная молотилка для риса. Дома тхаев большие, я жил в доме площадью полторы сотни квадратных метров, но бывают и больше. Домашняя утварь сдвинута к стенам, постели занавешиваются пологом из темной ткани. В деревне Бан-Хат мы жили в доме, наполненном разнообразными предметами труда и обихода. Этнографу было бы что здесь посмотреть. И здесь, и в других местах я не раз удивлялся народной изобретательности, простым и удобным приспособлениям. СНОВА В ПУТИ. От Нгиа-Ло наша машина смогла пройти немного более десяти километров. Дальше в горы вела конная тропа, проложенная по левому берегу реки на склонах, довольно крутых и каменистых. В начале декабря было тепло и даже жарко. Тропа шла все вверх и вверх и когда она углублялась в очередной распадок, ветер, дующий из верховий, стихал, становилось душно. Жаркий, густой воздух был неподвижен, слева и снизу доносился шум горной реки. Идти было далеко. Вечером, перед сумерками показалась деревня и террасированные поля в долине, окруженной со всех сторон невысокими, поросшими травой горами. Более высокие и темные горы зазубренной полосой поднимались на заднем плане. Нам еще пришлось познакомиться потом с ними, а первые несколько дней мы провели в тхайской деревне в сборах, подготовке, беседах. Дня через три отправились в первые маршруты. Тхайская деревня живописна. Дома здесь расположены на склоне горы, одни над другими. Много деревьев, зелени. На пойме речки – рисовые поля, уже оголенные в это время года, а на склонах гор, выше, за деревней посажены маниок, батат, хуай-со <корнеплод, близкий по вкусу к картофелю> . Многочисленная живность стихала только на ночь. Петухи начинали крик уже часа в четыре утра. А между пятью и шестью подавали голос и остальные – утки, собаки, свиньи, лошади. Вставали крестьяне, бегали по трясущемуся полу ребятишки, просеивался на большом плетеном подносе рис, стучала молотилка – рисорушка. Темнело вечером рано, часов в шесть, и в семь-восемь было уже тихо. |
